Тысячи лет назад Конфуций в беседе со своими учениками произнес актуальные и в наше время слова: «Из назначений ритуала всего ценней гармония. Она делает прекрасным путь древних царей, а им следуют в малом и великом. Но и гармония бывает применима не всегда. Если знают лишь гармонию, не заключая ее в рамки ритуала, она не может претвориться в жизнь»[1]. В подтверждение к этим словам можно найти немало примеров из истории России. Крупные демократические реформы 90–ых годов  показали, что без учета ритуалов, обычаев, традиций формы гармоничного развития для одних государств не претворятся в жизнь лучшим способом для других. Интересно, что в китайской конфуцианской философии чаще встречается упоминание о ритуале, а не о традиции. Ритуал  есть воспроизводимая на практике традиция, не представление о том, как должно быть, но конкретное воплощение устоявшейся общественной  нормы в жизни.

В наши дни ритуал, обычай и традиция  часто отождествляются. В данной статье не ставится  задача выявить тонкие смысловые различия между ними. Напротив, предлагается остановиться на анализе общего. Триаду терминов объединяет главный признак – принцип преемственности, поэтому в дальнейшем анализе будет использоваться как самое абстрактное и общее, то есть включающее меньшее количество признаков, понятие  традиции.

Россия и Китай – два уникальных с социокультурной точки зрения государства. Задача выделить общее и особенное в процессе трансформации политической традиции двух великих держав представляет особый интерес. Актуальность темы и интерес автора к ней обусловлены наличием уникальной для осуществления процедуры сравнения ситуации. Два государства с богатой, но содержательно различной традицией, действуют в условиях по-разному преодолеваемого наследия коммунизма и в условиях становления мирового сообщества. Последние  характеризуются противоречивостью процессов унификации и уникализации, сжатием пространства и времени, усиливающимся диалогом множества культур, становлением спекулятивного капитала и другими факторами, всеми нами ощущаемыми в реальной жизни, но далеко не всеми осознаваемыми.

Логика изложения основных идей статьи будет следующей:

- традиция как понятие, употребляемое в различных контекстах, требует конкретизации;

- сформулированное понимание традиции для успешного анализа должно быть операциоанализированно, то есть разделено на отдельные смысловые блоки;

- в соответствии с выделенными элементами трансформация политической традиции должна быть проанализирована в России и Китае;

- подведение итогов  и обобщение общего и особенного в процессе трансформации политической традиции в России и Китае.

С латинского языка традиция переводится как предание, передача. Ее научное определение апеллирует к реальной сложности объекта исследования. С одной стороны, под традицией принято понимать элементы социального и культурного наследия[2], с другой - эти элементы передаются от поколения к поколению и в ситуации выбора на каждом последующем историческом этапе приобретают в снятом виде новое качественное выражение.

В марксизме идет речь о специфике традиции в каждой социальной группе, классе и о соотношении выделенных традиций с общенациональной культурной традицией, которое зачастую оказывается сложным  и  противоречивым. Проблему соответствия можно решить, введя дополнительные термины, такие как позитивная  и негативная традиции[3]. Под первой будет подразумеваться установка социальной группы на восприятие и принятие определенным способом опыта предыдущих поколений, под второй  - отвержение этого опыта.

Противоречивость моментов действительности, отражаемых в научных понятиях, была отмечена в исследованиях М.М. Бахтина. Он назвал подобные явления реальности полифонией, объединяющей «статические» и «динамические» черты в описываемой исследователем практике. В этой связи для дальнейшего анализа  автору видится наиболее соответствующим следующее определение традиции: «Традиция — это выраженный в социально организованных стереотипах групповой опыт, который путем пространственно — временной трансмиссии аккумулируется и воспроизводится в различных человеческих коллективах»[4]. При этом не стоит забывать, что «любой опыт, традиция – это ответ на новую, непохожую, неповторимую и потому во многом не сопоставимую с прежней, ситуацию мира, сотворенного бесконечно разнообразным»[5].

Успешность «ответа» зависит от установок «рефлексирующего меньшинства», процент которого в массе, по нашим данным, в среднем варьируется от 7% до 16%. Именно меньшинство  реализует творческий потенциал традиции, адаптируя  ее к ситуации, в противовес установке на неосознаваемое воспроизводство опыта «большинством, не склонным к рефлексии»[6].

В истории формирования представлений о том, что понимать под традицией, ее творческое и консервативное основания соотносились по-разному. Жесткая  позиция полной абсолютизации консервативного основания в традиции сменяется в XX веке у конструктивистов на абсолютно противоположную. Традиция для них – это в первую очередь творение, теоретический конструкт, созданный преимущественно критически мыслящей частью общества. Вместо разведения консервативного и творческого оснований традиции, сосуществующих в неразрывном единстве, конструктивистами доказывается тезис об их аутентичности, которая сводится к термину «изобретенной» традиции.

Как свидетельствует английский историк Э. Хобсбаум, «традиции», которые кажутся старыми или претендуют на то, что они старые, часто оказываются совсем недавнего происхождения и нередко — изобретенными[7]. “Традиционная культура - в большей мере изобретение, сконструи­рованное ради современных целей, чем стабильное наследие, воспринятое от прош­лого”[8].

Тем не менее, сама постановка и последующая актуализация проблемы вокруг феномена, связанного с традицией, призывает нас обратиться к реальности современного мира. Многие страны, особенно мировые державы,  оказываются в ситуации постоянного взаимодействия  со своими статусными соседями – государствами как субъектами мирового политического процесса, и с новыми субъектами – ТНК, международными организациями и т.д. В условиях диалога культур, становления единого мирового сообщества,  сокращения пространства и времени опыт предшествующих поколений расширяется и сжимается одновременно. Его воспроизводство  ускоряется, что во многом  обусловливает размывание традиционных норм.

В результате наличия множества альтернатив воспроизводство традиции становится не рутинным, но больше творческим и конструктивным процессом. Однако этот процесс представляет как потенциал для расширения и развития меньшинства, склонного к рефлексии, так и угрозу «массовизации» становящегося все молчаливее большинства под натиском программирующей  индивида информации.

С другой стороны, всякому действию соответствует противодействие, поэтому критически мыслящая элита транслирует массе задачу сохранения и возрождения традиции. В научном определении такие общества часто именуют посттрадиционными. Конструирование культуры в них является уже более осознанным и ориентированным на «внешнего наблюдателя» процессом[9].

Возвращаясь к авторской позиции, заявленной выше, вновь подчеркнем, что во многом  противоречивое соотношение консервативного (статического) и творческого (динамического) оснований в традиции снимается в попытке целостного рассмотрения феномена. Именно в этом сформированном понимании для упрощения процедуры сравнения традиции в России и Китае    будет применяться операционализированное понятие  «изобретенной традиции» Э. Хобсбаума.

У Э. Хобсбаума традиции первой группы  символизируют и выражают социальную близость, идентичность сообществ и наций; вторые легитимизируют статус, институты и авторитеты; третьи социализируют определенные ценности, нормы, правила поведения[10]. В основе разделения «изобретенной традиции» на три группы лежат различные причины их конструирования. Ограниченность в использовании концепции о традиции Э. Хобсбаума объясняется тем, что выделенные им  в традиции элементы  будут служить лишь схемой для анализа. Так как в нашей теме заявлена политическая традиция, то все указанные выше феномены будут рассматриваться в их взаимодействии с властью.

Социальная близость, идентичность сообществ и наций

Безусловно, рассуждая об идентичности того или иного народа, нельзя забывать о том, что монолитность – результат абстрагирования, позволяющий выделить общее и избежать частностей описания особенностей  множества страт и региональных отличий в этносе.

Российская Федерация и унитарное государство Китай по территории принадлежат к одним из самых крупных в мире, по длительности процессов образования и развития государственности – самым долгим. Современную Россию принято определять как страну многонациональную, хотя известно, что практически ни один из субъектов РФ в чистом виде не представлен населением титульной нации.  Китай, будучи жестко-централизованным и унитарным в своем устройстве государством, является конгломератом народов. Между собой они отличаются культурной, языковой традицией, так как существует множество сильно различимых диалектов.

Однако китайские народности объединены общей философской традицией, оказывающей прямое и определяющее влияние на политическую сферу жизни общества. Еще 50 лет назад по результатам переписи в Китае было выявлено более  чем 100 народностей. Столь опасная для целостности страны тенденция к идентификации отдельных народностей была учтена руководством страны при решении вопроса территориальной целостности и сплоченности китайцев. По результатам последней переписи в Китае насчитывается не более чем 55 народностей.

В Китае, как и в России, с ее проблемными региональными отношениями, к негативным  факторам развития государства относится угроза усиления сепаратистских настроений в Синьцзян-Уйгурском, Тибетском автономных районах. Правда, в отличие от реформ по территориальному устройству в бывшем СССР, когда в соответствии с призывом «берите суверенитета, сколько хотите», была развалена страна, в Китае похожие проблемы решались с большей бдительностью. Вместо радикальной трансформации и активизации деятельности местных элит по перетягиванию суверенитета в Китае были осуществлены лишь некоторые уступки, а именно - в конституции были восстановлены основные автономные права национальных районов, в том числе права на издание положений об автономии.

Сейчас Китай, провозгласив политику «открытости границ» и применяя свою древнюю стратагему казаться большим, если ты маленький, и маленьким, если ты большой, успешно  примеряет на себе  одежду супердержавы. Китайцы, вступая в мировое сообщество, все больше ощущают свою  национальную и социальную близость. Их идентичность перед лицом  мирового сообщества усиливается. Национальная самоидентификация жителей Китая как китайцев – относительно новое явление для страны. Ведь  в условиях закрытости государства шел процесс внутреннего самоопределения отдельных этносов, ведущий порой к раздробленности и конфликтам.

В современном Китае,  как и в России, наряду с объединением нации и формированием ее целостного образа, большей популярностью пользуются ценности массовой культуры,  происходит процесс размывания социальной структуры общества и возникновения стратификации на «новых» китайцев, средний класс, интеллигенцию и т.д. При этом  китайцы, как и прежде, психологически по-прежнему воспринимают себя в национальном аспекте самодостаточными. Как когда-то жители Советского Союза, они патриотично  считают, что родились в лучшей стране мира.

Что касается национальной самодостаточности современных русских, то здесь, к сожалению, на смену почетному званию «гражданин Советского Союза» не пришло должного идеологического и ценностно-нормативного содержания.  Декларируемая нация «россияне» должна быть в равной степени важной для всех народностей, представленных на территории России. Именно это условие определяет гармоничное принятие, передачу и  трансформацию   объектов культурного наследия страны.

Статусность, институты и авторитеты

Пожалуй, можно проявить методологическую смелость и заявить в самом начале данного раздела тезис о реальном воплощении в  политической традиции Древнего Китая  концепции структурного функционализма. Действие Великого Пути, именуемого в Китае «Дао», проявляется в следовании каждого элемента системы заданности человеческого  существования. Самобытность существования во всех сферах жизни общества утверждается не в предметном, а в функциональном аспекте. Великий Путь (Дао) или Середина – идеал, следование которому обусловливает понимание без слов и  действий, но достижение которого в китайской философии возможно лишь благодаря умению следовать голосу сердца.

В русской православной традиции также  основополагающим моментом является сосредоточие духовных сил человека, уничижение  или  «хула» на которые никогда не простятся Господом Богом, как сказано в Евангелии от Луки. Любой грех простится человеку, но уничтожение им самим самого человеческого в себе, того, что отличает его от животного, то есть духовности, делает акт прощения  ненаправленным и бессмысленным. Без умения следовать голосу сердца и при забвении духа своего в России и Китае человек становится более дисгармоничным, а стремление к идеалу и высшим ценностям добра подменяются удовлетворением сиюминутных потребностей.  

Другая особенность политической традиции Древнего Китая заключается в распространении и подчинении всех сфер жизни общества основному принципу бытия - "единству сущности и применения". Традиционно в политике проблема их соотношения разрешалась наличием мудрого советника при государе. Как и много лет назад,  политика для китайцев является  в первую очередь сферой принятия решений, так как неотделима от практики. Главным критерием ее оценки остается  эффективность управления, которая тесно связана с короткими и емкими принципами  китайской философии:  стабильность, преемственность и поступательность.

Принцип политической традиции Китая, когда каждый  остается тем, кто он есть, открывает нам еще один момент в специфике китайской политической традиции – бюрократизм как явление первоначально зародился в Китае. В позитивном его понимании он был причиной необыкновенной действенности власти в Китае.

Связанное с традицией бюрократизма средневековое учение «успокоения народа»[11], освоенное на практике, позволяло упорядочивать общество и при необходимости направлять гигантские массы людей, почти не прибегая к принуждению. Интересно, что примерно до эпохи Нового и Новейшего времени у китайцев было не принято знать в лицо государственных служащих, а направляемые на места мандарины часто не владели местным диалектом, что не мешало установлению порядка в государстве.

Бюрократизм в его позитивном понимании связан с ценностно-нормативным и моральным  аспектами. В Китае обязательным условием занятия какой-либо важной должности являлось соответствие определенным стандартам в первую очередь в духовной сфере. Государственный деятель – это непременно ученый и благородный муж, мудрец. Китайская логика рассуждения о правомочиях относительно чиновников поражает своей  глубиной. Так, последователь Конфуция  Мэн-цзы писал: «Того, кто губит человеколюбие, называют злодеем, того, кто губит справедливость, называют жестоким. Злодеев и жестоких людей называют простолюдинами. Я слышал, что убили простолюдина Чжоу, но не слышал, что убили Государя»[12].

Таким образом, статусность социальных и политических ролей изначально заложена в системе построения общества. Теоретически, отклонение от ожидаемой нормы желаемого поведения в духе китайской логики позволяет предположить возможным убийство Государя, ставшего простолюдином, погубившего человеколюбие и нарушившего справедливость.  Но фактически такое невозможно в Древнем Китайском обществе, где  должны править негласные  принципы заданности поведения индивида в зависимости от места, занимаемого в обществе.

В последние десятилетия политическая традиция Китая подверглась значительным изменениям. Наиболее интенсивные процессы трансформации традиции можно рассматривать с начала ее соприкосновения с буржуазно-прагматической культурой технологически развитого Запада. Внешняя форма отправления власти после ряда революций, приняв новый вид – жестко-авторитарный режим, осуществляемый под руководством не императора, а   правящей партии,  по сути осталась верна прошлому принципу иерархичности общества и одновременно социальной гармонии.

 Новым веянием в политической традиции Китая можно считать институт публичного лидерства. Современные политологи  относят лидера Китая Ху Цзиньтао к четвертому поколению после Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина и Цзян Цзэминя. Китай, вступая в активное взаимодействие в публичном поле с другими странами, вынужден был играть по западным правилам. В Европе при Макиавелли теория политического лидерства стала особенно актуальной и выражалась в  разыгрывании «политического театра», легко воспринимаемого нефилософствующей публикой.  Адаптация своей политической традиции в соответствии с европейской традицией  объясняет появление феномена публичного лидерства в Китае.

Бюрократизм в новой ситуации также приобрел негативные формы выражения. Вот почему в наши дни в курсе китайского правительства столь заметное место занимают вопросы кадровой политики и кадровой реформы.

Что касается российской традиции в рассмотрении институтов, авторитетов  и меняющихся к ним отношений,  точкой отсчета можно считать реформы Петра I, когда русской традицией стало «ломание традиции». В китайской политической мысли данный феномен определяется как «государство потеряло людей»[13]. Граждане в ситуации неопределенности, иногда отсутствия наставлений, соответствующих реальности, со стороны государства стали аполитичными. Государству в России, тем не менее,  в силу своего традиционного авторитета удалось сохранить  высокостатусность, несмотря на то, что правящую элиту правильнее характеризовать не как просто группу, но «аутгруппу». Она отделена от народа стеной и «чужда» ему. Символом власти и  воплощением надежд в России, как и прежде,  остается  личность правителя, образ которого воспринимается позитивно, с верой в лучшее и чрезмерно идеализированно.

Бюрократия в России как исконный элемент политической традиции также имеет свою специфику. Аппарат управления, будучи отчужденным от народа, но обязанным ему, превращается в машину, где всегда действенно выполняется принцип «хотели как лучше, получили как всегда», где функция теряет свое содержание и ценностью становится не достижение эффективности и результативности, а  сам процесс.

Ценности, нормы, правила поведения

Чжун Ни говорил: «Человек высшей добродетели всецело ходит по пути истинной жизни (середины); человек низменный, человек толпы поступает против правил истинной жизни (середины)»[14].  Таковым, пожалуй,  остается  идеал  современного китайца, который, несмотря на коммунистическое  атеистическое наследие, продолжает следовать традиции, не видя в этом проявления косности мысли. В семье и на работе он соблюдает принципы конфуцианства, на отдыхе – даосизма, в целом по жизни - руководствуется принципами ставшего теперь мозаичным  мировоззрения.

В Китае, как и в России, существует проблема появления «модернизированного» типа  китайца, чуждого многим традиционным ценностям, не считающего скромность и бескорыстность добродетелью[15]. Как пишет В. Г. Буров в своей книге «Китай и китайцы глазами российского ученого»: «Стереотипы мышления, нормы поведения, характерные для периода “культурной революции”, не могли не наложить свой отпечаток на мироощущение какой-то части молодых китайцев. Они стали где-то более жестокими, даже грубыми, теперь нередки случаи отхода от традиционного для китайского общества уважения к людям старшего поколения»[16].

В политику китайцы предпочитают не вмешиваться. В массе их политическое участие имеет нулевую сумму в отличие от русских, у которых хотя бы на эмоциональном  уровне присутствует интерес к политике. Он проявляется в привычке устраивать беседы на политические темы. Зато китайцы очень патриотичны, а реальным воплощением их национальной идеи на данный момент является принцип эффективности, метко выраженный в  фразе Дэна: «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы ловила мышей».

Принцип соответствует культурной традиции Китая, особенностям мышления его представителей, главной чертой которого является  конкретность и стратагемность. Умение просчитывать ситуацию наперед, предвидеть результат и действовать по принципу «цель оправдывает средства» очень важно  в обществе, где аксиомой являются слова древнекитайского афоризма: «Не поступай так, как не хотел, чтобы поступили с тобой».

В России отсутствие национальной идеи является, пожалуй, главным корнем всех бед, если подходить к оценке феномена с позиции: «Идеи правят миром». В условиях переходного режима  элементы вековой политической традиции остаются неконкурентоспособными для полноправного участия в диалоге с представителями нового. Ценностная дезориентация и потеря идентичности у русских  приводят к вполне традиционному для России воплощению принципа отчуждения власти от народа.  «Неконкурентноспособность» традиции требует опять же вполне традиционного для России применения методов сверху для ее возрождения.

В эпоху «золотого тельца»,  близкую к секулярному язычеству, не возрождение православной традиции будет пользоваться так называемым спросом, но строительство новых «Храмов торговли» и «макдональдизация». Для сохранения и возрождения истинной российской духовной и политической традиции требуется как никогда стойкое приложение сил «сверху», что так ждет, но пока не может выразить народ России.

Заключение

Подводя итоги об общем и особенном в процессе трансформации политической традиции в России и Китае, начнем с общего. Во-первых, сам факт длительного исторического развития, а вместе с тем и образования государственности, свидетельствуют о существовании реальной возможности для формирования своей собственной уникальной политической традиции. Наличие и сложность этой традиции в России и Китае уже есть точка соприкосновения двух великих держав.

Во-вторых, становление политической традиции и в России и Китае осуществлялось в условиях существования национальных различий между группами, входящими в состав современных государств. Поэтому в политической традиции России и Китая заложена и актуальна установка на решение возможного этнического конфликта с целью сохранения территориальной целостности страны.

В-третьих, идеологический фактор в процессе объединения государств сыграл значительную роль. На политической традиции это отразилось в огромном влиянии Православия в первом случае и конфуцианства – во втором.

В-четвертых, и в России и в Китае в конце XX века произошло размывание прежней социальной структуры общества  и возникновение новых классов. Политическая традиция рекрутирования элиты в обоих государствах   обогатилась новыми каналами рекрутирования.

В-пятых, в политической традиции и России и Китая всегда существовала сфера должного, некоторые духовные представления об идеальной власти, стремление к которой в политике необходимо для достижения гармонии в обществе. В последние десятилетия многие традиционные ценности утрачиваются. Возникновение «модернизационного типа» человека, предавшего забвению историю и политическую традицию, может привести к повторению многих ошибок прошлого.

Подводя итоги об особенном в процессе трансформации политической традиции в России и в Китае, надо понимать суть  самой политической традиции в каждом  государстве. Чаще всего традицией в России становится «ломание» прежней традиции. Политическая традиция Китая связана больше с принципами поступательности, преемственности, стабильности. В соответствии с этими различиями ниже будут приведены проявления политической традиции в период трансформации  в России и Китае.

Во-первых,  Россия, многонациональная по составу страна, превратилась в XX веке из империи в федерацию, Китай с такой же этнической проблемой сохранил территориальное устройство унитарного государства.

Во-вторых, после последних во многом радикальных демократических реформ граждане России различных национальностей с трудом идентифицируют себя с нацией «россияне», у китайцев происходит обратный процесс.

В-третьих, в России в эпоху петровских реформ образовался сохранившийся и в наши дни раскол между народом и элитой, как правящей, так и интеллектуальной. В Китае общество всегда было подчинено строгой иерархии и упорядочено.

В-четвертых, бюрократизм как элемент политической традиции в России представлял и представляет больше механизм достижения собственной выгоды. В Китае бюрократизм как эффективная машина решения проблем в обществе изжил себя в XX веке.

В-пятых, в России, государстве, расположенном между Западом и Востоком, политическая традиция глубже впитала в себя достижения западной политической мысли. Население России, несмотря на низкий уровень политического участия,   интересуется политикой. В Китае в период трансформации возник идеологический вакуум, удобно подменяемый государством чувствами патриотизма и гордости за свою страну, но политическое участие пассивнее.

Задача выделить общее и особенное в процессе трансформации политической традиции в России и Китае оказалась непростой. Процесс трансформации задает общий вектор для изменения политической традиции, которая приобретает в каждом государстве новое качественное  воплощение. Столь уникальные с социокультурной точки зрения государства как Россия и Китай требуют к себе адресного подхода. Тем не менее, в данной статье была осуществлена попытка найти самые общие тенденции в процессе трансформации политической традиции и выразить мнение автора по заявленной теме.

Н.Б. Бокова

  Обсудить в форуме

ДРУГИЕ СТАТЬИ НОМЕРА

  Россия, РБК, Шанхай, Пекин и конференция…
  Великий тормозной путь
  За успешный проход таможни!
  Верх роскоши в Китае - обзавестись копией западной усадьбы
  Государственная поддержка бизнеса и инноваций: опыт Китая и уроки для России
  Китай должен отойти от экономического национализма
  Челноки вечной дружбы
  Что делать с китайцами?